Бирский исторический музей

27 ЯНВАРЯ – ДЕНЬ СНЯТИЯ БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА

Блокада Ленинграда – одна из самых трагических страниц военной истории нашей страны. Она длилась долгих 872 дня – с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года — и оставила неизгладимый след в жизни каждого ее свидетеля. Сегодня мы предлагаем Вам посмотреть на эти события глазами известного архитектора Александра Никольского и заглянуть в его «Ленинградский альбом».

Александр Сергеевич Никольский (1884—1953) — советский архитектор, теоретик, идеолог и лидер ленинградского конструктивизма.

Александр Сергеевич Никольский родился в 1884 году в Саратове в семье земского врача. В 1902 году окончил 3-е реальное училище в Петербурге. С детства увлекаясь рисованием, Александр Никольский по окончании училища поступил в Институт гражданских инженеров на архитектурное отделение. За дипломную работу — проекты здания библиотеки и церкви (1912) — он был удостоен золотой медали, дававшей право на заграничную командировку. В 1913 году Никольский был в Северной Италии, где изучал памятники византийского зодчества. Результатом командировки явились два труда: «Стилистическая форма и композиция равеннских мозаик» и «Монументальная живопись в архитектуре», а также уникальное собрание выполненных молодым зодчим рисунков и обмеров с натуры архитектурных памятников Равенны, Милана и других городов.

С 1925 года он принимает активное участие в социалистической реконструкции рабочих окраин Ленинграда. По его проектам 1925—1930 годов осуществляется застройка Тракторной улицы за бывшей Нарвской Заставой (в соавторстве с А. И. Гегелло и Г. А. Симоновым), строятся школы на 1000 и 1500 учащихся, бани (в Лесном и в Московско-Нарвском районе), стадионы — «Красный спортинтерн» на Кондратьевском пр. (совместно с Л. М. Хидекелем) и «Красный путиловец» (совместно с К. И. Кашиным), а также клуб рабочих судостроительной верфи. В Тихвине по проекту Никольского построены здания Лесного техникума и студенческих общежитий.

В эти же годы Никольский принимает участие в ряде конкурсов на проектирование промышленных и общественных зданий: хлебозавода в Ленинграде (1926), Главного телеграфа в Москве (1927),здания «Центросоюза» в Москве (1928),жил-комбината на проспекте Газа в Ленинграде (1927), Театра имени МОСПС в Москве (1929), Дворца Советов в Москве (1931), стадиона и Дворца спорта для спортивного общества «Динамо» (1930), проекта расширения Публичной библиотеки в Ленинграде (1928). Никольский разрабатывает ряд заказных проектов: зданий Высшего кооперативного института и студенческих общежитий в Москве, ряда зданий телефонных автоматических станций в Ленинграде.

В первые месяцы Великой Отечественной войны А. С. Никольский работал над альбомом «Ленинград в дни блокады» и исполнил ряд эскизных проектов: памятников, посвященных обороне города, триумфальных арок для будущей встречи частей победоносной Красной Армии, проект оформления Нарвской площади (1-я премия).

 

Часть первая. Начало.

Месяц и один день шла бомбежка города. Месяц и один день жена и я торчали на чердаке своего жакта.

Месяц и один день слушали мы в темени чердака тянущее за душу пение немецких моторов, полный томительного ожидания свист бомб и с необлегчающим облегчением мягко качались вместе с домом от взрыва на это раз не в нас попавшей бомбы.

Сидели, слушали, напрягались, пугались и…. обтерпелись. Как ни странно, но мы «привыкли» к этим ужасам.

Мы наблюдали очередь из 3-х бомб, брошенных в нашем районе. Слышали их свист и слышали, а главное, видели их разрывы. Первая бомба попала в ЛИИКС, вторая — в фабрику Клары Цеткин, ближе по направлению к нам и….. третья  -либо в нас, либо мимо. Третья бомба упала на панель в ста метрах от нас.

Ну так вот, ко всем ужасам, как я сказал, мы «привыкли», нервы притупились, но все-таки они не выдержали, и не выдержали не от ужасов, а от бессонницы. Бессонница нас доконала. Да   посудите сами! Дело в том, что боевые тревоги начинались регулярно в 6-7 вечера и с небольшими перерывами длились всю ночь до утра, т.е. до 6 часов. И так каждую ночь.

Не успеешь спуститься с чердака после отбоя, как опять завоет сирена, и опять идешь на чердак. И так в ночь раз по пяти, по шести.

Так вот и жили.

Вот тут и появился на сцену замечательный Эрмитаж, с замечательным директором и замечательными его работниками. В один прекрасный день-именно через месяц и один день с начала бомбежек, после недели совершенно бессонных ночей, мы с Верой перебрались в 3-е бомбоубежище Эрмитажа и как камни спали.

Главное было вновь приобретенное спокойствие.

 

Часть вторая. Эрмитаж.

И с воздушными тревогами было трудно. Во время тревог по городу ходить запрещалось. Сидишь в Академии. Вдруг завыла сирена. Сидеть в подвале Академии штука незавидная. Норовишь добраться до Эрмитажа, к которому путь свободен весь, кроме Дворцового моста. Там задерживают. Так вот правдами и неправдами и устраивались: ведь неизвестно сколько времени будет длиться тревога.

Жить в Эрмитаже мне было удобнее, чем дома, в смысле посещения Академии и обедов в Доме ученых- до всего близко. В Доме ученых кончал обедать около 6 часов. Хотя тревоги зимой были редки, но не исключены, и иногда я проскакивал до Эрмитажа после объявления тревоги.

По ночам или поздно вечером корабли уходили вверх по Неве, не своим ходом, а на буксире нескольких буксирных пароходов. Передвижение в молочном сумраке зимних ночей огромных кораблей при полной тишине вокруг оставляло неизгладимо сильное впечатление. Ощущение грандиозного, тайного и опасного.

Иногда, правда редко, и днем вдруг раскрывались мосты и пропускали морского ливиафана-санитарный транспорт, плавучий госпиталь. С обоих концов моста скапливалось очень много народа, и вообще попасть в такую переделку, т.е. застрять на мосту, было мало интересного. Терять время на морозе попусту… А идти на другой мост не было расчета, силы были на учете и исходе, и зря их расходовать не полагалось.

Через Неву в январе месяце стали уже ходить по льду, экономя время и силы.

 

Часть третья. Новый год.

4 января. Воскресенье.

Принес вере из Дома ученых гречневую кашу. Третий день питаемся пайковым хлебом и одним обедом из Дома ученых, я -первое, Вера-второе, так как в лавках за декабрь еще ничего не дают из недоданного.

Я пошел на В.О. на 8-ю линию отвезти Николаю Николаевичу Степанову, моему помощнику по стадиону, на санках свой пакет из пластилина-фигуру красноармейца со знаменем и винтовкой-проект оформления Нарвской площади, получивший на конкурсе I премию и право на осуществление. Я сделал в 1\20 натуральной величины. Ник.Ник. будет делать в 1\10 из фанеры.

Не хватает сахара, сладостей, которые сейчас ешь не как лакомство, а смотришь на них даже не как на еду, а принимаешь как лекарство.

Часть четвертая. Опять дома.

Наконец мы дома. В квартире холодина. Начали топить. С холодной мебели потекло-начала отпотевать. Дотопили до 11 градусов. Ночью Вера подтапливала. Она спит под пуховым одеялом. Я сплю полушубке, валенках, меховой шапке и перчатках. И то к утру знобит.

Свет-коптилка.

Чувствуешь себя неуверенно. Кругом люди слабеют, падают и мрут.

На улицах везут на санках покойников в «тряпочках» и еле живых, не могущих уже передвигаться самостоятельно. Гробы встречаются уже редко. Иногда их везут на двух санях, увеличивая таким образом их длину. Картина печальная, и поначалу по улицам ходить было неприятно и жутко. Но теперь привыкаем и к таким попутчикам и встречным. С каждым днем их все больше и больше.

Сегодня стреляли долго-до вечера. Иногда разрывы были слышны близко. Видимо, снаряды ложились где-то за Обводным.

7 января. Среда.

Встали в 8-м часу. Согрели комнату: было 6 градусов, стало 9.

Съели грибного супа, подправленного мукой, с хлебом. Чаю не пили, чтобы не нагружать сердце излишней работой.

8 января. Четверг.

Встали в 7 часов утра. Температура 5,5 градусов. Затопил буржуйку, набрал 2 градуса. Съели последний суп. В 10 часов позвонил в магазин. Все в порядке.

Из магазина вышли с пустыми санями, все нагрузили в заплечный мешок, чтобы не возбуждать подозрение милиционеров, как сказала директор. Она, очевидно, не учитывает мой рост, при котором и две такие выдачи превратились в небольшие покупки. Во всяком случае, мы в таком виде пересекли Невский, прошли Екатерининский сквер и коло Александринского театра перепаковались. И пошли дальше по улице Росси уже более удобно. Без дальнейших приключений добрались до дома.

Сразу съели полпачки печенья, и хряповый суп положили консервного мяса (хряп — это капустные наружные листья, бросаемые на огороде), съели яичницу из двух яиц каждый (всего 30 штук) и плитку шоколада на двоих (всего 3 плитки). С ячменным кофе с сахаром на вкладку. Не скажу, чтобы был сыт, но ощущал уверенность, что организм получил чуточку того, что ему нужно. Вот никогда не думал, что еду буду принимать и рассматривать как лекарство.

Каждая минута, каждое движение направлены на поддержание существования. 2-3 ошибки в мелочах приводят к серьезным неприятностям, вплоть до смерти. Вот это в соединении с коротким днем и отсутствием электричества мешает пока возможности работать.

22 января. Четверг.

Дни похожи один на другой. Все в повседневных заботах. Утром в 6 часов сходить за хлебом, принести воды, сходить в подвал за дровами, затопить, поставить самовар. Потом снискивание пропитания и т.д.

Мудрено выжить и остаться более или менее здоровым. Опасности со всех сторон: возможная бомбежка – раз, обстрел-два, пожар от буржуйки- три, болезнь любая- четыре, ослабление от недоедания- пять и т.д. Прошло уже много времени, а обещанного улучшения желудок не ощущает.

К сожалению, приходится прийти к убеждению, что прибавки нужно ожидать не ранее февраля месяца. А кругом люди слабеют и мрут (именно мрут, а не умирают). Мрут стоя в очередях. Мрут на ходу. Мрут у заборов, где придется.

 30 января. Пятница.

Ну вот и я в стационаре.

24-го неожиданно (ожидали 25-го) прибавили хлеба по 50 гр. Так что иждивенцы получают 250 гр., служащие- 300 гр., и рабочие 400 гр., т.е. около одного фунта. Надя, жена брата, стала донором. Дала сразу 300 гр. Крови и за это получила, тоже сразу, 1-ю категорию и 200 гр. белого хлеба.

Итак, с 26 января-стационар В.А.Х. Холодно, голодно и темно. Умирают. И больному и слабому поправиться нельзя. Выживут только счастливые.

Вечером, т.е. 29-го, я от директора А.И.Сегала получил предложение командировочно эвакуироваться в качестве члена делегации Академии (с женой). Решил, совсем неожиданно для себя, принять предложение, а ведь пять раз отказывался

На сборы срок был небольшой- через 5-6 дней выезжать. Надеюсь успеть собраться, но сил у нас с Верой мало. Придется все бросить – рисунки, работы, вещи, квартиру и все…

Вчера еще об этом не знает и, боюсь, разволнуется, потратит много сил и ослабеет. Ну буду собираться, а это много хождения. Беречь силы во что бы то ни стало….

7 февраля 1942 г. мы уехали.