Бирский исторический музей

6 июня в нашей стране празднуется день рождения великого русского поэта А.С.Пушкина. К этой дате приурочен Международный День русского языка. В 2020 году мы проводим его в новом формате. Специально для вас мы подготовили отрывок из романа Евгения Нечаева  «Под горой Метелихой». 

Евгений Павлович- наш земляк,но свою известность он получил в городе Пскове,где прожил долгие годы. Мы хотим,чтобы и биряне прикоснулись к творчеству этого замечательного писателя.

 

Глава вторая

«Дорогой Игорёк! Мой далёкий и близкий…»

К этой записи в своём дневнике Верочка возвращалась несколько раз, но от этого ничего не менялось. А все потому, что в голове у неё было много мыслей, и они, какие-то непокладистые, переплелись тугим узлом, без конца и начала.

В то лето, когда семья Николая Ивановича переехала в Каменный Брод, Верочке исполнилось восемнадцать лет. В городе, где до этого работал отец, остались у нее друзья-комсомольцы. И, конечно, Игорю важней, чем кому-либо другому, знать, как живет и о чем думает Верочка.

Перед отъездом Верочка была уверена, что вот приедет она в деревню, а около школы-клуб. Вечерами там молодежь собирается. И она сразу же организует комсомольскую ячейку, будет разучивать новые пьесы, выпускать стенную газету. Но вот уже и третий месяц проходит, как поселились они с отцом и братишкой в двух маленьких смежных комнатках, отделенных от классов небольшим коридором, а Верочке удалось ни комсомольскую ячейку организовать, ни вечера самодеятельности провести.

Верочке многое было непонятно в деревне, -не такой она ее себе представляла. Вот, говорят, «кулак», — а как его отличить? Думалось, что ходит он в смазанных сапогах и жилетке, как на плакатах рисуют. Борода окладистая, нос обязательно с бородавкой, а руки огромные, волосатые и с крючковатыми пальцами. Точно таким же должен был выглядеть лавочник, только голосок у него елейный. А поп только и знал бы про поведи читать о скором конце света, потому что у власти большевики.

На недоуменные вопросы Верочки отец отвечал одинаково:

— А ты присмотрись получше, прислушайся, кто о чем говорит. И не только о чем говорит, но и как.

Отцу своему Верочка пыталась во всем подражать, во всем доверяла, даже первые странички дневника вслух ему прочитала. И отец ничего не скрывал от дочери, а перед отъездом из Бельска рассказал и про то,о чём Верочка никогда не осмелилась бы спросить.

Вот и сейчас, перевернув страницу дневника, Верочка вспомнила мать. И задумалась.

Перед её глазами отчётливо встало детство, городская квартира на Коннобазарной.

Четыре года было девчонке, когда забрали отца в солдаты. Учитель гимназии уехал на фронт воевать с немцами. На пристани мама плакала, говорила, что сам виноват. Другие и помоложе и без семьи, а остаются: эти умеют жить. Надо было повежливее разговаривать с инспектором и не бегать по вечерам в рабочий клуб, пора бы уж, кажется, и за ум взяться. Что у тебя с ними общего?

Почему-то запомнились именно эти слова: про инспектора и про ум. «Помоложе», из тех, что «умеют жить», — это дядя Толя, тоже учитель- сосед по квартире. В тот раз он также пришел на пристань и долго махал шляпой, когда пароход разворачивался на середине реки, а папы уже не было видно. Потом дядя Толя нанял извозчика усадил маму в пролетку, а Верочке купил большую грушу.

Письма с фронта приходили не часто, а потом и совсем их не стало. Дядя Толя говорил, что папа, наверное, в плену, и кому-то грозил кулаком: «Продали Россию!».

Прошло три года. За это время Верочка забыла отца. Когда пошла в школу, на улицах висели большие красные флаги. И дядя Толя ходил с огромным бантом на отвороте темного пиджака. А потом на два дня появился в доме чужой бородатый дядя в рваной и грязной шинели. От него пахло лошадью дымом.

Чужой человек схватил Верочку, запрятал ее на груди под шинель. Вырвалась Верочка, отбежала в угол, а человек принялся оглушительно хохотать. Мама опять плакала. На второй день Верочка с трудом заставила себя побороть страх и подойти поближе к отцу. Он сидел за столом, пил чай, крепкий-прекрепкий и без сахара, хотя перед ним на блюдце лежали два маленьких кусочка.

Бородатый дядя поставил на стол недопитый стакан, посадил Верочку на колени, а потом подбросил к самому потолку и долго носил по комнате.

В открытую форточку Верочка видела перекресток улиц. Там было много народу. Шли по четыре в ряд, с ружьями, с флагом, и пели:

Смело мы в бой пойдём

За власть Советов,

И, как один, умрём

В борьбе за это…

Верочка слушала песню, стараясь понять, зачем это нужно умирать всем сразу, с испугом смотрела на улицу. А там всё шли и шли люди с винтовками. Шли и пели. Подпевал и отец. Он твердым неторопливым шагом ходил по комнате и пел:

Смело мы в бой пойдём

За власть Советов!….

Весь этот день Верочка не слезала с коленей отца. И совсем он не был чужим. Он хороший, большой и очень сильный, а шея у него крепкая, загорелая до половины, потом сразу белая. Усы почему-то коричневые, а на висках прибивается седина. Бабушка говорила — это оттого, что на фронте страшно.

Вечером папа рассказывал смешную сказку про зайцев и глупого медвежонка, а Верочка смеялась, как маленькая, позабыв, что она уже школьница. Сказала папе, что это неправда: медвежонок не может разговаривать, и зайцы не придут к медведю в берлогу, чтобы жаловаться на лису.

-Пожалуй, оно и верно, -согласился отец, -только я ведь думал, что ты еще «суслик». Эту сказку я рассказывал тебе, когда ты был вот такая, — и папа показал рукой пониже стола.-Ну, а раз теперь ты уже выросла, то зарывайся носом в подушку и спи.

Всю ночь Верочке снились зайцы. Они катались с горы на лыжах, кувыркались в снегу. А внизу, под горой, сидел глупый медвежонок- толстый и косолапый. Сидел и горько плакал оттого, что ему никак не угнаться за зайцами и что зайцы над ним смеются. А потом прибежал еще один заяц, самый маленький. Сказал, что был в городе, разносил детям конфеты.

Проснулась Верочка раньше обычного, но папы уже не было дома. Мама сидела на своей кровати и куталась в темную бабушкину шаль.

Верочка помнила, что когда она была совсем-совсем маленькой и когда папа называл ее «сусликом», она каждое утро находила у себя под подушкой яблоко или конфету, а папа всегда говорил, что зайчонок принес: забрался ночью через окно и сунул под подушку девчонке.

В тот раз Верочка знала, конечно, что этого быть не могло, но все же пошарила рукой под подушкой, и пальцы ее нащупали что-то завернутое в бумажку. Это оказались те самые два кусочка сахару, которые лежали вчера в блюдце на столе перед папой.

Зажала Верочка сахар в ладошке, неслышно подкралась к матери и показала находку. Только мама не удивилась, как раньше, не спросила: кто же это принес? Она все так же куталась в шаль.

Верочка молча забралась в свой уголок, завернула оба комочка в самую лучшую тряпочку и спрятала в потайное место.

«Придет папа, я сама ему расскажу про зайчат, а ночью положу под подушку подарок», -решила она тогда.

Снова ожидали писем, и опять приходили они редко. Отец воевал где-то под Петроградом. Потом был ранен и снова воевал, теперь уж на Украине. У Верочки появился братишка. Так прошло еще больше года. И все это время хранила Верочка заветный подарок.

Раз не стерпела, откусила от того, что поменьше, половинку, — это когда с Валеркой одна осталась, а мама не возвращалась долго из очереди. Разревелся братишка (года ему еще не было), вот и дала ему Верочка кусочек сахару. Замолчал, таращил потом глазенки.

Наконец поздней ночью кто-то постучал в окошко, — отец. Вошел он в комнату и почему-то прислонился плечом к стенке. Обвила его тогда Верочка руками, на шее повисла, а Валерка-тот так ничего и не понял-не своим голосом заревел, когда над ним бородатая голова склонилась. Папа сказал, что приехал «подлататься». Оказывается, его снова «зацепила» пуля, в левую ногу.

Как придумала Верочка, так и сделала. Выбрала время, забралась на колени к отцу, свернулась калачиком, рассказала ту самую сказку про зайчат и медвежонка и добавила, что ночью сама слышала-царапался в окошко зайчонок, да окно-то закрыто было.

На утро проснулась Верочка и притаилась под одеялом. Мама уходить собралась: очередь с вечера занята, а привезут ли хлеб неизвестно.

-Заварили вы кашу! — слышала Верочка недовольный голос матери.-Дети вон что такое леденец не знают!

-Устроится, Юлия, все устроится, -глуховато покашливая, успокаивал ее папа: он всегда называл ее так.

-На каждом столбе плакаты об этом кричат, а толку?! Дождались, называется: коробок спичек полторы тысячи стоит! А в чем ходим?… На люди совестно показаться!

-Чудачка…Нельзя же все сразу требовать. Советская власть не везде еще укрепилась. Неужели не видишь, что делается вокруг? -тем же тоном говорил отец. — Неуспели отбить Юденича- на юге неладно, а и здесь, на Урале, незавидно. Вот Колчака одолеем, отдышимся- и начнем богатеть помаленьку.

-Для себя я ничего не хочу, -горько усмехнулась мать, -меня вполне устраивает газетная статья «О международном и внутреннем положении». Но ведь дети твои этой статьей сыты не будут! Я хочу, чтобы у них было детство, и чтобы они людьми выросли!

-Вырастут!….

Хлопнула мать дверью. Выглянула Верочка из-под одеяла, скользнула на холодный пол босыми ногами. Отец сидел в соседней комнате, раскуривая папиросу, и хмурился. Такой большой, добрый. Обидела его мама.

— Папа, ты ничего не слышал? Зайчонок не прибегал? -спросила Верочка, заглядывая снизу в хмурое лицо отца.

-Нет, дочка, -медленно проговорил он, -не прибегал зайчонок. Я и окно открытым на всю ночь оставил, и свет погасил пораньше, а он не показывался. Волков боится, наверное. Много их развелось. А в городе псы бездомные по дворам шатаются. Страшно зайчонку, он ведь совсем еще маленький.

-А вот и неправда! Он прибегал! Посмотри, посмотри, что у тебя под подушкой!

Папа откинул подушку, бережно развернул цветастую тряпочку.

-Верочка…доченька моя, -только и смог он сказать. — Это ты для меня хранила?!

Мама вернулась напуганная: на переправе кого-то убили. Говорят, что переодетого колчаковского офицера, -тяжело дыша и наливая себе воды из-под крана, рассказывала она. И еще говорят, что со дня на день они будут здесь.

-Понимаешь, ходил на рынке возле крестьянских возов человек. С костылем, в лаптях. Уговаривал мужиков ничего не продавать на «керенки». Его превосходительство адмирал колчак за хлеб и за сено золотом будет платить!

Отец перебирал свои бумаги в столе. Не поворачиваясь, спросил:

-Ты сама это слышала?

-Про золото?!

-Нет, про то, как тот человек говорил: «Его превосходительство»?

-Анатолий Сергеевич все это слышал. И видел. И как гнались за ним по берегу, как он отстреливался. Он и сейчас там лежит, у самой воды.

-Анатолий Сергеевич?!

-Да нет же, тот-колчаковец!

-Жаль…

Мама снова хлопнула дверью, а вечером к папе пришли незнакомые люди с винтовками.

Долго сидели в темноте, разговаривая вполголоса. Сквозь сон уже Верочка слышала, как, прощаясь с отцом, один из них сказал непонятное:

-Труба зовёт, Николай Иваныч. Жалко вот, тебя с нами не будет: тебе ведь нельзя отрываться от доктора. Давай поправляйся.